Блокадный хлеб

20 ноября 1941 года норма выдачи хлеба в Ленинграде достигла своего минимума: рабочим выдавалось 250 граммов хлеба в день, всем остальным – 125 граммов. Получить хлеб можно было по хлебной карточке – бумажному листочку, расчерченному на квадратики. За пять таких квадратиков выдавался дневной паёк. Блокадная карточка с суровой надписью «при утере не возобновляется». Она была дороже денег, картин живописцев, шедевров искусства. 125 граммов – это кусочек хлеба размером со спичечный коробок…и это была норма на весь день.

125 граммов блокадного хлеба.
Военное, хмурое, серое небо.
Улицей длинной, морозной зимой
Мальчишка один возвращался домой.
Он шел, но ему хотелось бежать, –
Ждала его дома голодная мать.
Прошел он по Невскому Аничков мост,
Навстречу ему кто-то саночки вез.
Шагая чуть слышно и не спеша,
Двое везли хоронить малыша.
Мальчишка стремглав припустился домой,
Сжимая в руке то, что нес он с собой.
Откроет дверь в комнату:
«Милая мама! Смотри, для тебя 125 граммов
С завода принес половину пайка».
Мама погладит вихор у сынка:
«Мой мальчик! Какой же ты взрослый!
Только ты выглядишь грустным, серьезным».
«Боюсь за тебя, не случится беды?
Вставай же, скорей, принеси мне воды!»
В печурке открытой не гаснет огонь,
На сердце такая не детская боль!
Ему на завод возвращаться пора,
Смена начнется уже в 5 утра.
«Скажите мне, люди,
Ну почему?
Придумали взрослые эту войну?»

Что такое блокадный хлеб? Это была тёмно-коричневая липкая масса, отдававшая горечью. Она на 40 процентов состояла из различных примесей, в число которых входила целлюлоза, получаемая из древесины, жмыха, обойной пыли, выбоек из мешков, хвои. Формы для выпечки смазывали соляровым маслом. Это значит, что 125-граммовый или 250-граммовый кусок был совсем маленьким и низко калорийными. За этим кусочком хлеба нужно было отстоять многочасовую очередь на морозе, которую занимали еще затемно.
Судьба человека и судьба хлеба неразрывно связаны. Хлебом определяется жизнь человека, но именно человек отвечает за жизнь хлеба. С хлебом связаны и подвиги, и потери. Например, известна история Даниила Ивановича Кютинена, ленинградского пекаря. 3 февраля 1942 года, в первую и самую суровую, голодную и холодную зиму, он умер прямо на рабочем месте от истощения. Умер, но не взял ни крохи блокадного хлеба себе. Посмертно Д. Кютинен внесен в книгу памяти блокады Ленинграда.

Из воспоминаний работников хлебозаводов:
В цеху – морозно. А чтобы тесто поднялось – нужно тепло. Носили ветошь, доски, ветки и жгли костры прямо в цеху – следы от них сохранились надолго. Снимали ватники с себя и укутывали тесто… Печи должны были работать беспрерывно. Дров не хватало. Случалось, что из шести печей топились лишь две, и даже – одна, но полностью завод никогда не останавливался. Едва ли не через каждые полчаса объявляли воздушную тревогу. Немецкие самолеты летели в три ряда, будто птицы на юг, и сбрасывали бомбы на хлебозавод. А в это время шел хлеб – и никто не уходил от печей: вытащить хлеб, чтобы не сгорел, достался людям, было важнее, чем выжить самому. Очень многие погибли…

Гасли котлы электростанций — останавливались станки, машины, остановился ленинградский трамвай. Анна ходила 2 часа в одну сторону и 2 часа в другую. Она могла бы не ходить, а спать в цехе, но в общежитии жила старая работница, которая уже не могла ходить. Анна приносила ей жженые крошки, осыпавшиеся из форм, и хотя крошек тех было немного — формы, смазанные машинным маслом, были скользкие, а хлеб вязкий, как глина, — пожилая женщина пила крошки с водой и жила. А Анна снова шла на работу.

Шестая печь и до войны имела электрический привод. Но электричества не было… Но, кроме мотора, у печи было некое приспособление, напоминающее ворот. К нему в бессветные ночи вместе с другими работницами становилась Анна Горохова. На себе, на своих тощих плечах беспрерывно тащили они этот конвейер — хоть умри. Потому что остановить — это значит сжечь хлеб. Хлеб, которым они кормили Ленинград и который ели сами. Их паек отличался лишь тем, что они такие же, как у других, граммы получали теплыми.

Погиб при обороне Ленинграда Пётр Карпушкин. А в Ленинграде осталась его семья – жена и три дочери, младшей три года. Обессиленные от голода, в пустой промёрзшей квартире они ждут прихода мамы. Её слабые шаги за стеной возвращают утерянный, казалось, шанс на спасение. Анна Герасимова торопливо делит принесённую ею осьмушку хлеба на 3 части и один кусочек подносит младшенькой – самой слабой из троих. Дочка надкусывает хлеб – на большее сил уже не хватает. Она умирает на глазах у мамы, на руках у сестрёнок. Это самая обычная смерть в голодном блокадном Ленинграде. Необычен поступок матери. Казалось,…умерла дочка, но остались две других. Их надо спасать. Хлеба теперь стало больше. Но мать поступает иначе. Она решает сохранить надкусанный ребёнком кусочек хлеба как память. Она поняла, что сила духа её детей неизмеримо важнее, чем маленький кусочек хлеба насущного. Карпушкины выжили. А блокадный кусочек хранился в их семье более 30 лет.

Вы знаете, как ели блокадный хлеб? Надо положить пайку на ладонь и отломить крохотный кусочек. И долго-долго жевать его, глядя на оставшийся хлеб. И снова отломить. И снова жевать. Надо как можно дольше есть этот крохотный кусочек. А когда весь хлеб будет съеден, подушечками пальцев соберите на середину ладони крошки и прильните к ним губами, словно хотите поцеловать их… Чтобы ни одна крошечка не пропала, ни одна… И помните об этом всегда, в школьной столовой за обедом, дома за ужином и даже в гостях на празднике.

В Музее истории Ленинграда (Санкт-Петербурга) хранится чёрствый, потемневший не от времени, а тёмный с самого своего появления на свет ломоть хлеба. И сухарём-то его не назовёшь, хоть и высох кусок. Обычный хлеб не так сохнет и не так черствеет.

Враги надеялись, что жестокие лишения пробудят в ленинградцах низменные инстинкты, запутают в них все человеческое. Они думали, что голодные, мерзнущие люди перессорятся между собой из-за куска хлеба, из-за полена дров, перестанут защищать город и в конце концов сдадут его.
Но не сдавался город. Правительство делало всё, чтобы помочь Ленинграду. 21 ноября 1941 года по тонкому льду Ладожского озера начала действовать дорога, которую ленинградцы назвали «Дорогой Жизни». «Дорога Жизни» спасла от голодной смерти многих ленинградцев. Шофёры вели свои машины по льду с открытыми дверями. Фашисты бомбили «Дорогу Жизни», и машины проваливались под лёд вместе с водителями. Многие водители погибали, но никто не отказывался от опасных рейсов. И не смотря ни на что, множество людей рисковало жизнью, доставляя муку через Ладогу осажденному, умирающему, но несдающемуся городу. Блокадный хлеб был бесценен. Не легче было и всем остальным и на фронте и в тылу. Не будь хлеба – не было бы и Победы!

“Дорогой жизни шел к нам хлеб,
Дорогой жизни многих к многим.
Еще не знают на земле
Страшней и радостней дороги”.
И было так: на всем ходу
Машина задняя осела.
Шофер вскочил, шофер на льду.
Ну, так и есть, мотор заело.
Ремонт на 5 минут – пустяк,
Поломка эта – не угроза
Да рук не разомкнуть ни как.
Их на руле свело морозом.
Чуть разогнешь – опять сведет.
Стоять? А хлеб? Других дождаться?
А хлеб? 2 тонны! Он спасет
16 тысяч ленинградцев.
И вот в бензине руки он
Смочил, поджег их от мотора,
И быстро двинулся ремонт.
В пылающих руках шофера.
Вперед! Как ноют волдыри,
Примерзли к варежкам ладони,
Но он доставит хлеб, пригонит
К хлебопекарне до зари.
16 тысяч матерей
Пайки получат на заре –
125 блокадных грамм
С огнем и кровью пополам.